— Включить защитные экраны! — крикнул капитан. Над палубами вспыхнул мерцающий шатер, прикрывший фрименов от смертоносного огня противника. Но и сами они не могли теперь отвечать огнем. Гигантская баржа продвинулась вперед еще на несколько метров и прочно села килем в ил.

— Мы не можем двигаться дальше, — доложил капитан.

Стилгар включил свой индивидуальный защитный экран и приказал своим людям сделать то же самое.

— Сейчас мы высадимся на плоты, переберемся на берег и будем сражаться пешими.

Но прежде чем они успели высадиться, из воды показались одетые в водолазные костюмы диверсанты мятежников. Зловещие фигуры медленно проникли сквозь защитный экран и приблизились к борту баржи. Быстро и сноровисто водолазы прикрепили к бортам взрывчатку и отошли, снова пройдя сквозь защитное поле экрана. Стилгар издал предостерегающий крик.

Несколько фрименов бросились в воду, как учил их Гурни Халлек. Они попытались снять с борта мины, но адские машины сработали в течение нескольких секунд. Ударная волна, отразившись о защитное поле, вернулась к барже, причинив еще большие повреждения. Стилгара накрыла стена огня и горячего газа, швырнула его на палубу. Кашляя, ничего не видя, Стилгар ухватился за леер и почувствовал, как палуба уходит из-под ног, становясь на дыбы. Подорванная баржа стремительно легла на борт.

Не удержавшись, Стилгар перелетел через борт. Прохладная слизистая жижа приятно остудила свежие ожоги. Вокруг плавали мертвецы, фрагменты тел. Тяжелая баржа продолжала погружаться в тину.

Стилгар поплыл к деревьям, страстно желая только одного — скорее отыскать надежную опору. Один из одетых в водолазные костюмы людей Баска вынырнул рядом и попытался напасть на наиба, но тот уже успел выхватить свой криснож и перерезал воздушный шланг, ударил противника клинком по горлу и отшвырнул трепещущее тело в расплывавшееся по воде кроваво-алое облако.

В насыщенном промозглым туманом воздухе раздались новые взрывы, закричали люди. Минами были подорваны и легли на грунт еще две баржи. Гремели артиллерийские орудия, снаряды валили деревья, взрывали болото осколками. Может быть, какие-то снаряды попали и в лагерь Баска — пусть даже случайно.

Теперь, когда фримены разъярились, их уже ничто не могло остановить.

— Муад’Диб! Муад’Диб! — кричали они, бросаясь в воду. Стилгар не сомневался, что многие, если не большинство, утонут, так как не привыкли к воде. Но зато другие фримены торопливо спускали на воду лодки.

Несмотря на то что мятежники своими выстрелами продолжали одного за другим убивать фрименов, эти солдаты джихада сумели превозмочь смертоносный огонь и преодолеть хорошо продуманную оборону. Солдаты Стилгара не знали ни что такое поражение, ни что такое отступление.

С трудом добредя по хлюпающей трясине до корней узловатого болотного кипариса, Стилгар стал свидетелем хаотичного боя, больше похожего на уличную драку. Стилгар в совершенстве владел искусством ведения партизанских боевых действий в пустыне, но ничего не понимал в военно-морской тактике. Он был сухопутным бойцом, не знал поражений в рукопашных схватках. Он назубок знал названия каждого типа пустынных ветров, ориентировался в силуэтах дюн и в значении вившихся на горизонте облачков. Но это место было для него совершенно чуждым.

Когда Стилгар добрался до середины болота и, стоя по колени в болотной жиже, ухватился рукой за покрытые мхом корни, уцелевшие фримены, издавая боевые кличи, добрались уже до лагеря болотных крыс. Здесь начался последний акт кровавой драмы уничтожения мятежников. Стилгар понимал, что потерял сотни человек убитыми, но они положили свои жизни на алтарь славы Муад’Диба, и их семьи скажут, что им не нужно большего счастья.

Тяжело дыша, Стилгар выбрался из воды и, к своему ужасу и отвращению, увидел, что весь облеплен кровососущими пиявками — гадкие твари присосались к коже и масляно поблескивали, разбухнув от высосанной крови. Счастье, что Стилгара в этот момент не видели его солдаты. Наиб пронзительно, как женщина, вскрикнул и принялся крисножом отковыривать от кожи поганых паразитов.

К тому моменту, когда наиб привел себя в порядок и добрался до горящих остатков лагеря, сражение, по сути, уже закончилось. Фримены находили болотных крыс, которым не посчастливилось пасть в бою, и приканчивали их. Отовсюду раздавались крики несчастных жертв.

— Мы победили, Стил! Мы раздавили их во славу Муад’Диба, — доложил юный Калеф, который, казалось, повзрослел на добрых десять лет после достопамятной битвы за Кайтэйн.

— Да, это еще одна наша победа. — Стилгар сам удивился хриплости своего голоса. Конечно, это не налет на гарнизон Харконненов. Эта победа не казалась ему таким же великим подвигом, как атака временной резиденции падишаха-императора во время песчаной бури. Нет, уничтожение гнезда мятежников в этом сумрачном болотистом мире совсем не напоминало битвы, для которых был рожден наиб. Пиявки, ходячие деревья, грязь и слизь. Стилгар не мог выразить словами, как хочется ему назад, в родные пески. Таким и только таким — сухим, жарким и чистым — должен быть мир.

6

Рождение первого внука Шаддама Коррино — первого наследника мужского пола — должно было отмечаться грандиозными празднествами и народным ликованием на улицах славного Кайтэйна. Но теперь свергнутый император, стоя в покоях Венсиции и глядя, как его дочь берет на руки рожденное ею дитя, мог думать только о том, что он потерял.

Все эти годы, что он холил и лелеял Ирулан, готовя ее к выгодному замужеству, прошли даром. Как часто говорила ему Венсиция, он поставил не на ту дочь.

Держа на руках ребенка, Венсиция изо всех сил притворялась счастливой. Но даже она не могла скрыть разочарования от того, что ее сын, следующий в роду Коррино, никогда не займет по праву принадлежащий ему императорский трон.

«Но, может быть, что-то все-таки можно сделать…» В тот судьбоносный день, в день поражения на полях Арракина, к нему подошла Ирулан и сказала: «Есть человек, который может стать вашим сыном».

Какой же он был глупец, что послушался ее тогда. Несмотря на то что Ирулан вышла замуж за Пауля Атрейдеса, она так и не смогла приобрести при его дворе никакого влияния (правда, жены самого Шаддама тоже не имели никакого влияния). Она была всего лишь трофейной женой: Ирулан стала послушной марионеткой Муад’Диба, сочинительницей смехотворных пропагандистских книжонок, написанных для того, чтобы религиозные фанатики увидели в Пауле мессию.

За почти пять лет замужества она даже не смогла забеременеть, а это, пусть формально, но снова привело бы на трон отпрыска рода Коррино. Это был бы самый чистый способ покончить с династической неразберихой. Ирулан была красива, умна, умела — ведьмы хорошие воспитатели. Подумать только, как, оказывается, трудно соблазнить молодого человека, в крови которого гормоны так и кипят! Или Ирулан подпала под очарование собственных вымыслов и сама поверила в творимые ею мифы?

На глаза Шаддама навернулись слезы. Его покинул даже верный Хазимир Фенринг. Несмотря на то что башар Гарон еще несколько лет назад разыскал графа и вручил ему императорский дар — кинжал, украшенный драгоценными камнями, Фенринг так и не вернулся на Салусу. «Неужели он не понимает, почему я дал согласие на брак Венсиции с его вялым кузеном? Неужели раскаяние может быть еще более полным?» Даже Далак пытался наладить контакт, отчаянно стараясь доказать свою полезность для Шаддама, но не преуспел в этом.

О, если бы только Хазимир захотел снова работать с ним бок о бок, то — Шаддам был в этом уверен — они смогли бы найти выход из галактического кризиса. Но граф отказался вернуться, что породило у бывшего императора множество неприятных вопросов. Что в действительности замышляет Хазимир? Почему он по собственной доброй воле поселился среди этих отвратительных тлейлаксов? И самое главное, почему он решил воспитывать там свою дочь?